Глаза Ангела - Страница 88

— В воде как-то легче, — сказал Виктор, когда дельфин ненадолго затих.

— Что легче?

— Живется, — ответил космонавт и, задрав голову вверх, уставился на сводчатый потолок. — Я думал, у вас появится такое же ощущение, как у меня, раз уж вы здесь. Но, видать, я вас несколько переоценил.

Виктор отвел взгляд от потолка, и Марс увидел, что глаза у космонавта темно-стального цвета и смотрят пристально и твердо.

— Надеюсь, вы ошибаетесь, — возразил Марс.

— Посмотрим.

— Мне бы хотелось вернуться к нашему последнему разговору. Помните, вы говорили о необыкновенном цвете глаз мертвого... Менелая. — Марс с трудом вспомнил имя, которое Виктор дал погибшему американскому астронавту. Менелай, еще один греческий герой, принимавший участие в великой Троянской войне, описанной Гомером. — Вы назвали тот цвет божественным. Вероятно, существуют какие-нибудь другие слова, чтобы описать этот странный цвет.

— Да? Сомневаюсь, а если даже таковые имеются, то вы-то их наверняка не поймете, эти слова. Все вы блуждаете в потемках, все без исключения. Лишь я могу осветить ваш путь.

— Пусть так, — ответил Марс, — а что вы скажете о Боге?

— Ну вот, мы снова вернулись к Богу. Вы же не хотели говорить о нем.

— Я передумал.

— Не может быть! Какая широта взглядов, как быстро вы меняете свое мнение, я просто поражен! — Виктор на мгновение закрыл глаза. — Пусть будет по-вашему. Итак, Бог. Знаете ли вы, что дельфин верит в Бога? У него представление о Господе яркое и живое, не то что смутные и неопределенные версии, находящиеся в распоряжении людей. Я выбрал определение «божественный», или «тот, кто принадлежит Богу» потому, что это слово единственно подходящее. Давайте вернемся к Арбату, к дельфинам вообще. Их мозг отличается от человеческого, Волков. Их мысли развиваются волнообразно или по спирали, никогда — линейно, как у людей. Так вот. Бог для дельфинов означает Время. Не ночь или день — такие категории для дельфинов не имеют смысла. Время в смысле движение, вечное движение, существовавшее до рождения, пронзающее нашу жизнь и продолжающее существовать после смерти.

Марс попытался обдумать то, что он услышал, и снова спросил:

— А какое отношение имеют все эти рассуждения к цвету глаз Менелая?

— Менелай был мертв, но его глаза оставались живыми, — ответил Виктор. — Безжизненное, израненное, изуродованное тело и чудесные глаза.

— Но что же вы увидели в них?

— Вы абсолютно неверно ставите вопрос! В них я ничего не увидел, я видел сквозь них! Я словно посмотрел в волшебный телескоп, и мне открылся мир. Я видел другое место, другое время!

Марс закрыл глаза, надавил на веки пальцами, У него начинала болеть голова. Он не знал, как относится к этому разговору: серьезно или с юмором. С кем он разговаривал: с сумасшедшим или?.. Что же, что происходило тогда? Почему отказали системы связи, мониторы и прочее оборудование? Как узнать все это? Как решить неразрешимую загадку? Действительно ли Виктор изменился, или он разыгрывает спектакль за счет государства, получая таким образом компенсацию за причиненный ему моральный и физический ущерб? А если все-таки в организме космонавта произошли какие-то непонятные изменения, то в кого он превратился, кем теперь стал?

— Вы не могли бы мне хоть как-то объяснить, что значат «другое место» и «другое время»?

Виктор махнул рукой Татьяне:

— Плыви к нам.

Татьяна послушно выполнила просьбу космонавта и через несколько секунд уже находилась рядом с ним, а затем они оба подплыли к Волкову, и, не успел тот сообразить, что к чему, как Татьяна плотно прижалась к Марсу всем своим телом, Волков почувствовал ее упругую грудь, крепкий, подтянутый живот, твердый лобок.

— Что за...

— Спокойно, друг, — успокоил Марса космонавт, — не отодвигайся от нее; Татьяна действует во имя так называемой науки. Попытайтесь представить, что вы это вы, и грудь Татьяны — это ваша грудь тоже, ее кровь, ее пульс бьется одновременно с вашим, что вы мыслите одинаково. Можете представить все это? Думаю, не получится. — Он жестом отпустил Татьяну. — Но это именно то, что я имел в виду, когда говорил «в другом месте».

— Значит, — предположил Марс, — в глазах Менелая вы ощутили присутствие другого существа.

— Да.

— И вы с этим существом соединились?

— Не совсем так. Скорее, мне разрешили как бы войти внутрь и осмотреться.

— Я прошу вас уточнить: под словом «существо» вы подразумеваете инопланетянина?

— Что же еще? Разумеется, это было не земное создание.

«Отлично, сумасшествие продолжается, — думал Марс, — но Виктор говорит так уверенно, что я готов ему поверить. Или у меня тоже крыша поехала? Возможно, я слишком много времени провожу здесь. Интересно, заразно ли безумие? Во всяком случае не могу этого исключить. И если Виктор, или Одиссей, будь он неладен со своими дурацкими именами, безумен, то это безумие особенное, врачам и ученым не известное и, следовательно, работа по изучению подобного рода помешательства еще впереди...»

— Хорошо, — снова обратился Марс к Виктору, — предположим, мы выяснили, что такое «другое место» и что значит тогда «другое время»?

— Как это ни странно, но объяснить про «другое время» мне гораздо легче, — ответил космонавт. — Помните, я говорил про удивительный свет? Он принадлежал Богу, он и есть сам Бог. А Бог есть Время, и я увидел Время. Не настоящее, не прошлое и не будущее, — просто Время.

— Вы начинаете говорить загадками, Одиссей. Эйнштейн доказал, что...

— Эйнштейн ошибался, — перебил Марса Виктор. — Каким бы гениальным умом ни обладал этот ученый, он был человеком, и поэтому находился в плену определенных понятий — человеческий интеллект имеет свои границы.